Свт. Иннокентій, архіеп. Херсонскій († 1857 г.)
Слово въ день Іоанна Богослова.

 

Святое писаніе ветхаго и новаго завѣта, содержа въ себѣ начала чистѣйшей нравственности, и преподая множество прекрасныхъ правилъ касательно разныхъ добродѣтелей, не даетъ открытыхъ наставленій въ отношеніи къ добродѣтели дружества. Такое умолчаніе, безъ сомнѣнія, произошло отъ того, что у святыхъ писателей, или паче у Духа Святаго было въ намѣреніи не то, чтобы обнять наставленіями всѣ случаи жизни, и дать людямъ полное собраніе правилъ поведенія, а то, чтобы посредствомъ писанія вдохнуть въ нихъ такой образъ мыслей и чувствъ, чтобъ они сами, безъ предписаній и правилъ, знали, какъ при каждомъ случаѣ надобно поступать христіанину. Въ семъ отношеніи можно сказать: о чемъ сказано въ священномъ писаніи, сказано для примѣра, и о чемъ не сказано, не сказано также для примѣра.

Между тѣмъ, нѣтъ ни одной книги, въ коей находилось бы столько примѣровъ и образцовъ для истиннаго дружества, какъ въ книгахъ ветхаго и новаго завѣта. Кто изъ имѣющихъ сердце и душу не возблагоговѣетъ предъ дружествомъ Авраама и Лота (Быт. 12, 5; 13, 1. 5)? Кто безъ умиленія можетъ читать описаніе дружеской любви Іонаѳана къ Давиду (1 Цар. 18, 1. 2. 3; 20, 2. 12. 17)? — Илія и Елисей, Эздра и Неемія, Іосифъ и Никодимъ, Павелъ и Варнава, Марія и Елисавета, Саломія и Магдалина: это такія имена, изъ коихъ каждое пробуждаетъ въ душѣ чувство дружества самаго постояннаго и чистаго.

Но всего болѣе поучителенъ примѣръ самого Іисуса Христа: — ибо и Ему самому благоугодно было оставить намъ въ своемъ лицѣ образецъ дружества. Вы знаете, кто былъ удостоенъ чести — быть другомъ Богочеловѣка: это сей самый Апостолъ, коего мы ублажаемъ нынѣ памятъ. Посему мы не уклонимся отъ празднества въ честь его, если оживимъ, по возможности, въ умѣ нашемъ образъ дружества его съ Богочеловѣкомъ, дабы повѣрить имъ образъ нашего дружества.

Святый Іоаннъ имѣлъ всѣ качества, потребныя для возбужденія и поддержанія святой любви дружеской. Особенная приверженностъ его къ своему Учителю украшалась въ немъ особенною невинностію нравовъ и чистотою сердца; умъ возвышенный соединялся въ Іоаннѣ съ такою полнотою чувствъ любви въ сердцѣ, которая уступала одной преизбыточествующей полнотѣ любви Іисусовой. Такимъ образомъ, поелику душа святаго Іоанна болѣе прочихъ была открыта для чистѣйшей души Іисусовой и болѣе прочихъ приближалась къ ней своею чистотою, то святѣйшій Учителъ и святый ученикъ соединились между собою узами дружескаго единства. Плодомъ сего святаго соединенія долженствовалъ быть совершеннѣйшій образецъ истиннаго дружества. И дѣйствительно, Господь Іисусъ въ отношеніи къ святому Іоанну представляетъ наилучшій примѣръ друзей благодѣтелей; а святый Іоаннъ, въ отношеніи къ своему Учителю, являетъ прекрасный образецъ друзей благодѣтельствуемыхъ. Разсмотримъ съ благоговѣніемъ то и другое порознь: первое нынѣ, а послѣднее — завтра.

Мы сказали, что Господь Іисусъ въ отношеніи къ святому Іоанну есть образецъ друзей благодѣтелей. Всякое дружество слагается изъ любви, довѣренности и общительности: но въ истинномъ дружествѣ любовъ должна быть безъ страсти, довѣренность — безъ неосмотрительности, общительность — безъ расточенія. Всему этому поучаетъ насъ дружество Спасителя нашего.

Іисусъ былъ самымъ нѣжнымъ и обязательнымъ другомъ. — Уединяется ли Онъ для воскрешенія мертвыхъ, — другъ его получаетъ позволеніе присутствовать при совершеніи столь великаго чуда (Лук. 8, 51). Восходитъ ли на гору для преображенія, — Его слава кажется Ему несовершенною, если другъ Его не будетъ ея свидѣтелемъ (Матѳ. 17, 1). Потребны ли утѣшители въ скорбныя минуты предъ наступленіемъ страданій, — другъ Его въ числѣ ихъ (Матѳ. 26, 37). Нужно ли приготовить вечерю, на которой мѣсто пасхальнаго агнца должны заступить Тѣло и Кровь Іисуса, приготовленіе ея возлагается на друга (Лук. 22, 8). Въ продолженіе этой вечери Господь Іисусъ съ безпримѣрною нѣжностію удостоиваетъ своего друга возлежанія на своихъ персяхъ (Іоан. 13, 23).

Но любовь Іисуса Христа была любовію Богочеловѣка; въ ней непримѣтно ни малѣйшихъ слѣдовъ пристрастія, столь много обезображивающаго любовь человѣческую. Для ученика столь нѣжно любимаго, какъ святый Іоаннъ, что можетъ быть свойственнѣе ревности по славѣ своего Учителя? — И вотъ онъ, видя нѣкоего, изгоняющаго именемъ Іисуса бѣсовъ, но непринадлежащаго къ числу послѣдователей Іисусовыхъ, почитаетъ за долгъ запретить ему призываніе возлюбленнаго для него имени. Но Учитель не одобряетъ ревности своего друга, и научаетъ его снисходительнѣе судить о поступкахъ ближняго. Не браните, говоритъ Онъ, призывать Мое имя; иже бо нѣсть на ны, по насъ есть (Лук. 9, 50). Жители весей самарянскихъ возбраняютъ Іисусу Христу входъ въ ихъ предѣлы; другъ Его въ жару негодованія проситъ позволенія низвести, подобно Иліи, огнь съ небесъ для потребленія жилищъ людей безчувственныхъ и беззаконныхъ. Господь Іисусъ, напротивъ, поспѣшаетъ угасить и тотъ огнь, коимъ объята была душа Его друга, и упрекаетъ его въ невѣдѣніи своего духа: не вѣсте, коего духа есте вы; Сынъ бо человѣческій не пріиде душъ человѣческихъ погубити, но спасти (Лук. 9, 55). Вообще, земная Жизнь Іисуса Христа содержитъ въ себѣ столько же обличеній Іоанна заблуждающаго, сколько знаковъ благоволенія къ Іоанну, справедливо ревнующему по истинѣ. Иначе не могло и быть; поелику любовь къ нему Господа Іисуса была любовь не земная, обыкновенная, а истинная и святая.

Напротивъ, нашею, братіе, любовію къ друзьямъ по большей части управляетъ пристрастіе. Какъ все не нравится намъ въ томъ, кого мы ненавидимъ, такъ все восхищаетъ насъ въ томъ, кого мы любимъ. Мы, повидимому, совершенно забываемъ, что любимый нами человѣкъ, подобно другимъ, подверженъ слабостямъ, и представляемъ его божествомъ, чуждымъ всякаго несовершенства. Кромѣ того, что мы возвышаемъ безъ мѣры похвальныя качества и поступки друзей нашихъ, самые недостатки ихъ часто обращаемъ имъ въ похвалу. Вмѣсто того, чтобы пользоваться дружескою близостію для взаимнаго замѣчанія несовершенствъ и для исправленія ихъ, мы почитаемъ какъ бы нѣкоторымъ долгомъ — не замѣчать недостатковъ друга; и даже когда оные такъ видимы, что не могутъ не быть замѣченными, все наше попеченіе ограничивается тѣмъ, чтобы, сколько возможно, извинять ихъ. Отсюда-то проистекаетъ, что столь многіе жалуются на свою погибель отъ безразсуднаго снисхожденія къ нимъ друзей, и такъ не многіе хвалятся содѣйствіемъ друзей въ достиженіи христіанскаго совершенства. А такимъ образомъ взаимная любовь, будучи превращаема страстію, губитъ болѣе людей, нежели самая ненависть и вражда.

О, будемъ любить друзей нашихъ по примѣру Іисуса, любить не для собственнаго удовольствія, а для ихъ блага, для ихъ и нашей добродѣтели! Узы дружества не только не должны лишать насъ свободы — видѣть недостатки друзей нашихъ, но и налагаютъ на насъ необходимость — быть хранителями ихъ нравственнаго совершенства.

Дружеская любовь, какъ мы сказали, не можетъ еще быть безъ взаимной довѣренности. — Довѣренностію Іисуса Христа пользовались всѣ ученики Его, не исключая самаго предателя. Посему-то Онъ всѣхъ учениковъ своихъ называлъ не слугами, а друзьями. Не ктоту васъ, говоритъ Онъ имъ, глаголю рабы, яко рабъ не вѣсть, что творитъ господь его: васъ же рекохъ други, яко вся, яже слышахъ отъ Отца Моего, сказахъ вамъ (Іоан. 15, 15). Впрочемъ, на основаніи сего же закона дружества, изреченнаго самимъ Господомъ Іисусомъ, должно сказать, что святый Іоаннъ былъ преимущественнымъ Его другомъ; поелику пользовался преимущественною къ нему довѣренностію Іисуса, не только въ продолженіе Его земной жизни, но (если позволено простерть взоръ далѣе) и въ состояніи Его прославленія. Такъ, тайна предателя, которую, повидимому, Іисусъ желалъ сокрыть отъ прочихъ учениковъ своихъ, открывается одному Іоанну. Сія-то довѣренность, безъ сомнѣнія, была причиною, что ученики Іисуса употребляли Іоанна вмѣсто посредника къ узнанію сокровеннѣйшихъ намѣреній своего Учителя; а по воскресеніи Его съ такимъ любопытствомъ желали знать отъ Него о будущей судьбѣ Его друга: Господи, сей же что (Іоан. 21, 21)? Имъ казалось, что Учитель ихъ, оказавъ Іоанну столько знаковъ своего особеннаго расположенія въ продолженіе своей жизни, пріиметъ дѣятельнѣйшее участіе въ послѣдующей судьбѣ своего друга и по своемъ воскресеніи, и въ событіяхъ его жизни покажетъ новые знаки своей любви къ нему.

Въ самомъ дѣлѣ, Іоаннъ и по воскресеніи своего Божественнаго Друга остался преимущественнымъ хранителемъ Его таинъ. И во-первыхъ таинъ Божественнаго лица Іисусова: вѣчное бытіе, рожденіе и Божественность Слова, таинственное соединеніе Его съ человѣчествомъ въ лицѣ Господа Іисуса, дѣйствительность присутствія Тѣла и Крови Богочеловѣка подъ видомъ хлѣба и вина, — эти тайны Божественнаго лица Іисусова никѣмъ не описаны съ такою ясностію, какъ святымъ Іоанномъ. Тайны дома Божія, то-есть, Церкви Христовой, какъ то: ея возрастаніе, угнетеніе и успѣхи; наконецъ тайны царствія небеснаго — конечное торжество Агнца надъ зміемъ, вѣчное блаженство праведныхъ и рѣшительное отверженіе нечестивыхъ, изображены также святымъ Іоанномъ въ его дивномъ откровеніи. Іисусъ Христосъ, будучи уже на престолѣ славы со Отцемъ, принялъ сіи тайны отъ Отца, — и поелику самъ не могъ оставить славы своей, послалъ Ангела своего для сообщенія ихъ, въ пользу Церкви, своему другу. Апокалипсисъ Іисуса Христа, егоже даде ему Богъ, показати рабомъ своимъ, имже подобаетъ быти вскорѣ: и сказа, пославъ чрезъ Ангела своего, рабу своему Іоанну (Апок. 1, 1). Такъ свидѣтельствуетъ о довѣренности къ себѣ своего возлюбленнаго Учителя самъ Іоаннъ.

Но не можетъ ли быть нѣкоторыхъ таинъ и между друзьями? — Не должны ли иногда и друзья сокрывать нѣчто одинъ отъ другаго? — Должны, особенно когда они не состоятъ во взаимной сподчиненности равенства по состояніямъ. Примѣръ самого Іисуса Христа утверждаетъ сіе правило во всей силѣ.

Апостолы, еще несовершенно свободные отъ предразсудка о земномъ царствѣ Мессіи, по воскресеніи своего Учителя, предлагаютъ Ему вопросъ о времени утвержденія Его царства на землѣ: Господи, аще въ лѣто сіе устрояеши царствіе Израилево (Дѣян. 1, 6)? — Судя по живости характера Іоаннова, должно думать, что онъ былъ въ числѣ первыхъ виновниковъ сего вопроса. Но Господь Іисусъ отвѣчаетъ рѣшительно своимъ ученикамъ, что не ихъ дѣло судить о томъ, что Отецъ предоставилъ своей волѣ. Онъ могъ бы, сокрывъ отъ прочихъ учениковъ тайну своего пришествія и обращенія іудеевъ, открыть оную своему другу, — могъ бы сообщить ему о таинственномъ прицѣпленіи къ древу жизни отломившейся вѣтви іудейскаго народа то, что сообщено впослѣдствіи святому Павлу (Рим. 11, 25-26); но отвѣтъ Его: нѣсть ваше разумѣти времена и лѣта, яже Отецъ положи во своей власти (Дѣян. 1, 7), простирается и на Его друга. Открывъ Іоанну все то, что предоставлено было Его власти, Богочеловѣкъ не сообщаетъ той тайны, коея откровеніе Отецъ небесный предоставилъ Себѣ самому.

Примѣръ дружескаго умолчанія, достойный всегдашняго подражанія! — Но какъ мало, и какъ рѣдко подражаютъ ему! — Какъ часто подъ видомъ дружескихъ тайнъ сообщаютъ то, отъ чего зависитъ честь, покой, счастіе, даже жизнь ближняго, — не заботясь нимало о слѣдствіяхъ своей безразсудной откровенности, не имѣя другаго побужденія быть откровеннымъ, кромѣ удовольствія занять своего друга на счетъ чести ближняго! — Все извиненіе наше въ семъ случаѣ состоитъ въ томъ, что мы открылись другу; но сей другъ откроется не болѣе, какъ одному и при томъ съ видомъ, требующимъ сокровенности: — и между тѣмъ изъ сей взаимной тайны вскорѣ составляется общественный голосъ; изъ сей толпы неблагоразумныхъ друзей, непримѣтно для нихъ самихъ, образуется толпа насмѣшниковъ, недоброжелателей, гонителей. Мы совсѣмъ забываемъ, что преданіе тайны ближняго, хотя бы то другу, есть похищеніе, и притомъ весьма безчестное для насъ, самое обидное для ближняго. Союзъ дружества столь же мало извиняетъ переданіе похищенной тайны, какъ сообщество грабителей — переданіе похищенныхъ вещей. Законъ дружества требуетъ откровенности, но откровенности осмотрительной, не соединенной съ нарушеніемъ правилъ скромности въ отношеніи къ себѣ и другимъ.

Истинные друзья, далѣе — не могутъ не быть общительны. — Іисусъ Христосъ былъ такъ бѣденъ, что не имѣлъ, гдѣ подклонить главы; но — имѣлъ духа безъ мѣры (Іоан. 3, 34). Онъ не могъ посаждать на престолѣ земной славы; но имѣлъ власть поставлять иныхъ апостолами, другихъ пророками, сихъ учителями (Ефес. 4, 11-12). Обладая такими дарами, Онъ въ избыткѣ сообщилъ ихъ своему другу. Іоаннъ содѣланъ имъ апостоломъ малоазійскихъ Церквей, — тамъ, гдѣ былъ самый престолъ сатаны (Апок. 2, 13), — евангелистомъ, предавшимъ намъ изъ жизни своего Учителя самое драгоцѣнное — Его бесѣды, — учителемъ поучавшимъ самой высшей добродѣтели: любви, — мученикомъ, засвидѣтельствовавшимъ вѣру свою огнемъ, ядомъ и изгнаніемъ, — дѣвственникомъ и вмѣстѣ хранителемъ Чистѣйшія изъ дѣвъ. Щедролюбивое сердце Іисуса пребыло отверзтымъ для Его друга на самомъ крестѣ. Изъ устъ, можно сказать, самой смерти, Іисусъ простираетъ къ Іоанну голосъ свой, и завѣщаваетъ ему все то, что для Него, яко человѣка, оставалось на землѣ драгоцѣннѣйшаго — свою Матерь: глагола ученику: се мати твоя (Іоан. 19, 27)!

Но даруя столько Іоанну, оставлялъ ли Господь безъ знаковъ своей щедродательности прочихъ учениковъ? — «Онъ находилъ, говоритъ святый Златоустъ (Бесѣд. на Матѳ.), въ любви Іоанна болѣе тихости и нѣжности, но въ тоже время замѣчалъ въ вѣрѣ Петра болѣе живости и рѣшительности; посему перваго любилъ нѣжнѣе, а послѣдняго возвышеннѣе: первому вручилъ свою Матерь, яко даръ любви, болѣе приличный простому его характеру; послѣднему обѣщалъ преимущество утвержденія въ вѣрѣ своихъ братій (Лук. 22, 32), яко даръ чести, болѣе сообразный съ силою его вѣры».

Мы, напротивъ, если не бываемъ скупы, то даемъ безъ мѣры, — не соразмѣряясь ни съ качествомъ, ни съ состояніемъ, ни съ заслугами друзей нашихъ. Потокъ благодѣяній нашихъ, будучи направленъ въ одну какую-либо сторону, всѣ прочія оставляетъ сухими и безплодными. Слѣдствіемъ сего бываетъ ненасытимая алчность въ однихъ, — ибо какой любимецъ когда-либо почелъ себя, не говорю, излишне, даже довольно награжденнымъ? — и неотвратимое огорченіе и досада другихъ, — ибо какой проситель думалъ когда-либо, что ему отказано совершенно справедливо? —

Какъ часто являются передъ сильными земли съ прошеніями, подобными прошенію Іоанна: даждь намъ, да единъ одесную Тебе и единъ ошуюю сядева во славѣ Твоей (Марк. 10, 38)! И какъ рѣдко сіи сильные имѣютъ столько присутствія духа, чтобы сказать: не вѣста, чесо просита (Марк. 10, 38)! Ослѣпленные самолюбіемъ, вы не видите, что просимое вами совершенно превышаетъ силы ваши, что вы не имѣете ни столько проницательности, ни столько ревности, ни даже столько времени, чтобы занять такое или другое мѣсто, вступить въ ту или другую должность. Вы не примѣчаете, что исполненіе вашего прошенія послужитъ во вредъ вамъ и другимъ, что вамъ еще должно испить чашу искушеній, прежде нежели вы содѣлаетесь способными наслаждаться славою — не вѣста, чесо просита!

Такое пристрастіе, часто губящее друзей благодѣтелей и друзей благодѣтельствуемыхъ, происходитъ, братіе, изъ того, что любятъ друзей своихъ не по примѣру любви Іисусовой, или паче отъ того, что не любятъ самого Господа Іисуса. Кто любитъ Его, у того образъ дружества Іисусова будетъ всегда предъ очами; тотъ будетъ любить друзей своихъ, но безъ страсти, будетъ открывать предъ ними сердце свое, но не измѣняя тайнамъ, ему ввѣреннымъ, будетъ наконецъ дѣлиться съ ними своими благами, но не изливая ихъ на одного такъ, чтобы ничего не оставалось для другихъ. Аминь.

                                                                                          Слово в день Иоанна Богослова, на литургии

Беседуя, братие, с вами вчера о дружестве Иисуса Христа со святым Иоанном, я сказал, что сей ученик Христов представляет наилучший при­мер для друзей благодетельствуемых. Это должно составить предмет нынешнего нашего собеседования, которое постараемся устроить так, чтобы оно послужило столько же к нашему назиданию, сколько к про­славлению празднуемого нами апостола.

Какой существенный долг друзей благодетельствуемых? Чувствовать всю цену дружества своих благодетелей и, по возможности, платить за оные взаимным усердием и верностью: вот их обязанность! Нельзя луч­ше и успешнее выполнить ее, как выполнил Иоанн. Чтоб увериться в сем, для сего достаточно обратить внимание на то, как он пользовался преимущественною любовью к нему своего Учителя и Господа, на что употреблял особенную доверенность Его к себе, и к чему служила у него щедродательность Божественного друга.

Любовь плотских друзей весьма часто бывает ревнива. Не только желают, чтоб их любили, но и домогаются быть единственным предме­том внимания и любви. Всякий знак расположения к другим почитают некоторым знаком нерасположения к себе. А посему вместо того, чтоб стараться возбуждать в других любовь к другу-благодетелю, всемерно стараются удалять от него всех тех, кои любовью своею могли бы заслу­жить его любовь к себе и быть для него полезными.

Святой Иоанн, напротив, возлежал на персях Господа Иисуса для того, дабы всем поведать о богатстве любви, сокрывающейся в Его серд­це, и таким образом во всех возбудить любовь к Нему, и всех соделать достойными Его любви. Прочие евангелисты преподали нам из жизни Иисуса Христа то, что преимущественно служит к утверждению веры в Его Божественное посольство; святой Иоанн собрал те черты характера Иисусова, которые преимущественно способны возбудить любовь к Нему. Кто не возлюбит Господа Иисуса, видя, какое нежное участие принимает Он в недостатках друзей Своих на браке в Кане Галилейской? (Ин. 2; 1-12). Кто не возлюбит Господа Иисуса, внимая Его беседе с женою Самарянскою и видя, с какою снисходительною мудростью возводит Он, посредством вопросов и ответов, ум ее от чувственного к духовному? (Ин. 4; 7-27). Кто не возлюбит Господа Иисуса, представляя себе ту не­бесную кротость, с которою Он обращает от грешной, но кающейся жиз­ни, стыд на главу закоренелых во зле ее обвинителей? (Ин. 8; 3-12). Кто не возлюбит Господа Иисуса, проливающего слезы на гробе друга Свое­го Лазаря, и умоляющего Отца Небесного о возвращении ему жизни? (Ин. 11; 34,41 -45). Кто не возлюбит Иисуса, омывающего ученикам ноги, и поучающего их смирению и кротости? (Ин. 13; 4-5). Кто, наконец, не возлюбит Иисуса, читая Его прощальную беседу с учениками, в коей все сердце Его изливается в любви к ним и их последователям? Все сии Бо­жественные черты характера Иисусова сохранены для нас святым Иоан­ном. Любовь Иисуса Христа оставила столь глубокое впечатление в его сердце, что он, спустя полвека, в престарелом возрасте, передает все вы­ражения ее с точностью современного писателя. В училище сея-то люб­ви он научился тому простому, но трогательному языку, коим он в своих любвеобильных посланиях призывает всех чад своих к любви взаимной.

Но одними ли словами святой Иоанн возбуждал в других любовь к Иисусу? Мы видим его на Фаворе, преклоняющегося пред величием Божественной славы своего Друга, и не удивляемся, что сердце его участвует в восклицании Петра: Господи, добро есть нам зде быти! (Мф. 17; 4). Но вот Иисус, окруженный лютейшими врагами, возводится на Голгофу, возносится на крест: где вы, друзья Иисуса, Им благодетельствованные, где вы, исцеленные от болезней, насыщенные в пустыне, получившие от Него дар чудотворения, где вы? Ах, они все, оставив Его, -убегают! Некоторые, дерзнув последовать за Ним, отвергают Его с клят­вою. Один Иоанн мужественно следует за своим Другом на Голгофу, раз­деляет вместе с Ним болезнь души Его, принимает последние вздохи Его со креста и своею молитвою сопровождает дух Его к Отцу. Можно ли вернее сего платить за любовь дружескую и убедительнее возбуждать в других любовь к своему другу?

Столь же святое употребление делал святой Иоанн из доверенности к нему Господа Иисуса. Любимцы сильных земли обыкновенно пользу­ются доверенностью их для того, чтобы придавать себе как можно боль­шую цену в глазах других. Если они не всегда бывают столь нескромны, чтобы тайны, им вверенные, обращать в предмет собственной преступ­ной доверенности к другим, то всегда почти бывают столь честолюбивы, что, удостоясь доверенности, принимают тот таинственный, многозначительный вид, который выразительнее слов внушает всем о их силе и достоинстве. Святой Иоанн все тайны, ему вверенные, обращал во славу Господа Иисуса, частью защищая оную от врагов, частью распространяя между верующими.

Церковь Христианская находилась еще в младенчестве, когда лютые змии устремили на нее ядовитое жало свое. Керинф, Евион и другие ере­тики восстали против Божества Иисуса Христова, и дерзнули изображать Его простым человеком. Видя сие, святой Иоанн, подобно благому домо­строителю, немедленно, по внушению Святаго Духа, износит из сокро­вищницы своего сердца дивную тайну предвечного рождения Слова, и в слух всего Востока возглашает: В начале бе Слово, и Слово бе к Богу, и Бог бе Слово (Ин. 1; 1-2). Слова, при всей простоте их, столь возвышен­ные, исполненные такою силою убеждения, что самые языческие фило­софы, по словам Августина (Первая беседа на Евангелие от Иоанна), не могли отказать им в удивлении. Вообще, святой Иоанн, как в своем Еван­гелии, так и в Посланиях и Откровении, с такою силою утверждал Боже­ственное достоинство Иисуса Христа, что святитель Златоуст (там же) не усомнился назвать его писания столпом Церквей Христианских.

С тою же ревностью, с какою защищал Божественную славу своего Друга против неверующих, святой Иоанн распространял оную между верующими. Надобно быть совершенно безчувственным, чтобы не тро­нуться отеческою попечительностью, с которой он научал возлюблен­ных чад своих различать учителей, исповедовавших вочеловечение Гос­пода Иисуса, от тех, кои не признавали оного. Возлюбленный, - писал он к ним от полноты любви. - Возлюбленнии, не всякому духу веруйте, но искушайте духи, аще от Бога суть... О сем познавайте Духа Божия и духа лестча: всяк дух, иже исповедует Иисуса Христа во плоти пришедша, от Бога есть; и всяк дух, иже не исповедует Иисуса Христа во пло­ти пришедша, от Бога несть: и сей есть антихристов (1 Ин. 4; 1-3). Не признавать Иисуса Христа Богом, по духу учения Иоаннова, значит не иметь Ходатая о грехах, быть лишенным дерзновения пред Богом, пре­бывать без надежды узреть некогда Бога, значит находиться в узах веч­ной смерти. Но и признавая Иисуса Христа Богом не сообразовывать с этим признанием своей жизни, не поступать так, как поступал Он, зна­чит, по духу того же учения Иоаннова, быть лжецом, представлять лжи­вым Самого Бога, Который благоволил очистить нас во Христе от всякия скверны. Можно ли чище и возвышеннее изъяснять то поклонение, кото­рого Господь Иисус требует Себе от Своих последователей?

Каким образом, наконец, употреблял святой Иоанн дары духовные, полученные от своего Друга и Господа? На то ли, как обыкновенно бы­вает между нами, чтобы превозноситься пред другими и, в упоении гор­достью, забывать о самом благодетеле? Но для чего я говорю сие? Тако­вые чувствования приличны только плотским друзьям, между коими благодеяния весьма часто порождают одну неблагодарность. Благодея­ния Иисусовы, оказываемые святому Иоанну, расположили его всем жертвовать для Иисуса. Не постигая, в продолжение земной жизни свое­го Друга цены страдания за ближних, святой Иоанн на Голгофе уязвлен был, наконец, такою сильною любовью ко кресту, что ничто впослед­ствии не могло погасить в нем священной жажды к чаше (Мф. 20; 23), обещанной Иисусом.

Но дивен спор щедродательности Учителя с признательностью уче­ника! Ученик жаждет пролить кровь свою за Учителя; Учитель отклоня­ет от него все опасности до самого конца его жизни. Уже все апостолы соединились с Господом и Учителем своим в Его вечном Царстве; уже тысячи меньших братий пришли путем мучения в обители Отца Небес­ного; уже многие из возлюбленных чад Иоанна получили наследие жи­вота вечного; для одного Иоанна нет ни меча, ни огня, ни креста; он один среди сонма победителей остается без венца победного.

Наконец, адский огнь преследования возгорелся в сердце Домициа­на; Иоанн спешит принести себя во всесожжение. Уже он среди кипящей смолы, уже касается цели своих желаний, но вдруг таинственное опреде­ление: "Хощу, чтоб он оставался, пока прииду" (Ин. 21; 22), снова прием­лет силу, и святой Иоанн исходит из огненной купели, по словам Тертуллиана, с большею крепостью, нежели с какою вошел в оную.

Новый луч надежды блеснул в очах любви Иоанновой: он заточает­ся Домицианом в Патмос, осуждается на изнурительные труды вместе с преступниками. Венец мученичества, хотя не столь блистательный, но тем не менее колючий, видимо соплетается над главою его; но невидимая десница паки восхищает его из глаз Иоанна: тиран лишается жизни, Иоанн лишается изгнания.

Не токмо мучения, самая смерть как бы убегает Иоанна. Земля во­круг солнца уже сто раз совершила течение свое; но течение Иоанново еще не совершилось. Двенадцать кесарей, подобно теням, явились и исчезли на престоле Римском; Рим и Иерусалим испытали всю преврат­ность времени; храм Соломонов и Капитолий обращены в пепел; но брен­ная храмина столетнего старца остается неразрушимою среди всех бурь. Возлюбленный Иисусе! когда же исполнится время Твоего таинственно­го "пришествия"? (Ин. 21; 22). Когда наступит вожделенный для Твоего друга день соединения с Тобою? Или забыто обещание разделить с ним чашу страданий Твоих? Где же сия, столь страшная для других, и столь вожделенная для него чаша?

В сей-то, братие, таинственной медлительности и состояло мучение, предопределенное Иисусом Своему другу. Умереть так, как умер святой Иоанн, то есть быть сраженным естественною смертью, имея усиленное желание сразиться во славу Божию с насильственною, видеть столько раз над главою своею венец мученический, драгоценнейший всех венцов царских, и остаться неувенчанным, тещи на крест к Возлюбленному и, будучи непрестанно отторгаемым, испустить дух не у подножия Его, -это самое жестокое мучение для тех, кои уязвлены любовью, крепкою яко смерть (Песн. 8; 6).

Но, любезные братие, понятна ли для нас сколько-нибудь эта святая тайна - страдания любви от недостатка страданий за Возлюбленного? Есть ли кто-либо в сем собрании деятельно участвующий в ней? Есть ли кто-либо такой в нашем веке? В целом нашем мире? Ах, вместо того что­бы искать страданий за Бога и Христа, мы не можем переносить и тех, кои налагаются на нас Богом и Христом; вместо того чтоб терпеть из любви и радоваться, не можем даже терпеть по правде и не роптать! Это ли истинная любовь к Богу? Так ли Он Сам возлюбил и любит нас? Ка­кой из храбрых воинов не согласится принести своей жизни за жизнь своего военачальника? А мы, последователи Того, Кто Сам положил за нас душу Свою, мы жалуемся нередко на исполнение каких-либо обря­дов в честь Его, и почитаем самое малое наше служение Ему тягостью великою! Это ли любовь к Спасителю нашему? Так ли Он Сам возлюбил нас? После сего неудивительно, что наше земное дружество бывает боль­шею частью слабо, как паутина, горько, как мерра, и колюче, как терние. Кто не умеет любить своего Спасителя, тот может ли истинно любить кого-либо? Враг Бога не может быть другом людей! Аминь.

Слово на день преставления святого славного и всехвального апостола и евангелиста Иоанна Богослова

Скончание Иоанново празднуем. Но скончался ли он? Не жив ли до­селе? Вопросы неожиданные, но предлагать их располагает не любопыт­ство, а само Евангелие, ибо вы слышали, что говорится в нем касательно Иоанна: Изыде же слово се в братию, яко ученик той не умрет (Ин. 21; 23). Братия богосветлой Церкви Апостольской не могли легкомысленно яться за мечту своего воображения и произвольно выдать оную за изъяс­нение слов Спасителя. Притом Евангелие, упоминая об ожидании, яко ученик той не умрет, не опровергает его, яко несбыточного и происшед­шего от неправильного разумения слов Спасителя об Иоанне, а только ограничивает причину и основание его точными пределами от всякого преувеличения: и не рече ему... яко не умрет, но: аще хощу, тому пребывати, дондеже прииду, что к тебе? (Ин. 21; 23). В церковной песне, пе­той вчера в честь святого Иоанна, слышим еще более; здесь он прямо и ясно называется доселе "живущим и ждущим страшное второе Владыки пришествие" (Стихира на малой вечерне).

Если же святой Иоанн не умирал и доселе жив, то как же мы празд­нуем день преставления Его? Не подобно ли это тому, как если бы кто поминал умершим человека, который остается еще в живых?

Нет, Иоанн действительно скончался, ибо его нет на земле; хотя и не умирал так, как умирают обыкновенно все. Это самое и выражает выше­приведенная песнь церковная, когда называют его от "земли приемлю­щимся и земли не отступающим". Ибо что называется преставлением? То, когда человека, жившего между нами, не стало более на земле; когда он перестал считаться в живых и сделался навсегда невидим, как это бывает с умершими. В сем смысле святой Иоанн скончался, ибо его, со второго века христианского, уже не было на земле между людьми.

Что мы называем смертью? Разлучение души с телом, следствием коего бывает то, что душа отходит в другой мир, а тело разрешается на части и обращается в персть. В сем смысле о святом Иоанне не без осно­вания можно сказать, что он не умирал.

Чтобы лучше понять сие, выслушаем, что говорит святое предание Церкви о кончине апостола: "исполнившимся же в сем летом его сту и вящше, изыде из дому Домнова с седмию ученик своих, и дошед некоего места, тамо оным сести повеле. Бяше же ко утру, и той отшед, яко на вержение камня, помолися. Потом же, ископавшим учеником гроб кре­стообразно в долготу возраста его, якоже им повеле, заповеда Прохору, да идет в Иерусалим, и тамо да пребывает до кончины своея. И наказав ученики, и целовав, рече: привлекше землю, матерь мою, покрыйте мя. И целоваша его ученицы, и покрыта его даже до колен. И паки целовавшу их, покрыта его даже до выи, и положиша на лице его поняву, и тако целовавше, плачуще зело, покрыта его весьма. Слышавше же сие, иже во граде братия, приидоша и откопавше гроб не обретоша ничтоже, и много зело плаката, и помолившеся, возвратишася во граде. На всякий же год из гроба его прах тонкий в осьмый день месяца майя являшеся, и исцеления болящим молитвами святаго апостола Иоанна подаваше, в честь Бога в Троице хвалимого, во веки веков".

Взвесив со всею точностью силу сего предания, не должно ли ска­зать о святом Иоанне то самое, что сказали мы, последуя словам песно­пения церковного, то есть что он преставился от нас и, однако же, жив есть; умер, и вместе не умирал, сообразно таинственному предсказанию о нем Господа?

Таким образом, удобно разрешается неразрешимое, по-видимому, противоречие касательно кончины Иоанновой: и Церковь права, что празд­нует день преставления его; и братия Церкви Апостольской свободны от нарекания в легкомыслии - за ожидание, яко ученик той не умрет.

Пример сей да научит нас, между прочим, не смущаться, если мы встретим иногда в сказаниях и действиях Церкви что-либо похожее на противоречие. При углублении в дело, при соображении всех обстоя­тельств, наверное окажется, что это противоречие, как и в настоящем случае, только мнимое. Не должно смущаться и тогда, если бы мы сами не могли разрешить какого-либо недоумения. Не разрешим мы, разрешат другие. Если бы и никто не разрешил иного недоумения, и то неудиви­тельно и не может служить к нареканию на Церковь. Естествоиспытате­ли хвалятся знанием природы, но сколько остается в ней нерешимого ни для каких усилий ума! И никто не дерзает отвергать неразрешимого, и отвергающий показался бы безумным. Но Царство благодати, коего осуществлением на земле служит Церковь, несказанно обширнее и возвышеннее царства природы; удивительно ли посему, что в нем есть неудобопостижимое?

Но обратимся к Иоанну. Что за дивная судьба его! Почему она доста­лась на долю его, а не другого кого-либо из апостолов? Потому ли, что он был ученик, егоже любляше Иисус? (Ин. 13; 23). Но любовь Иисусова не подобна обыкновенной любви человеческой; в ней нет пристрастия; она любит столько, сколько предмет того заслуживает. Кто творит волю Отца Небесного, как Сам Он сказал, тот брат и мать Его есть (Мк. 3; 34). Зна­чит причина и основание дивной судьбы Иоанновой сокрываются в нем самом. В чем именно? К разрешению сего может служить самое назва­ние, коим Святая Церковь отличает его от прочих апостолов. Ибо наиме­нования Церкви не суть праздные названия, а выражают характер лица или вещи. Како убо именует она Иоанна? Богословом. И мы называемся иногда богословами, но наше богословие состоит большею частью в одних мыслях и словах. Не таково богословие Иоанново. Он был в Боге и Бог был в нем: оттуда чрезвычайная высота его учения: ибо Бог свет есть (1 Ин. 1; 5). Оттуда преизбыточествуюшая любовь в писаниях и объясне­ниях Иоанна: ибо Бог любы есть (1 Ин. 4; 16). И этот свет и любовь, соединившись вместе, произвели такой избыток жизни вечной еще во времени, еще в бренном телеси Иоанновом, что смертное, без того пере­ворота, который состоит в разлучении души с телом и который мы обык­новенно называем смертью, "пожерто в нем было животом" (1 Кор. 15; 54). Не предчувствие ли сего самого водило рукою Иоанна, когда он пи­сал: мы вемы, яко преидохом от смерти? (1 Ин. 3; 14). Без сомнения, сей переход от жизни к смерти совершился прежде в духе Иоанновом, но потом, по естественному порядку не только благодати, но и самой приро­ды, простерся сверху долу, распространился и на телесную природу и, в продолжение долголетней жизни его (Иоанн жил более ста лет), приуго­товил ее к непосредственному вступлению в мир духовный, так что, мо­жет быть, самое покровение от учеников тела его землею заповедано им не по нужде какой-либо для него самого, а по единому смирению.

И что удивительного, если возлюбленный ученик Христов возраста­ет еще на земле, в меру будущего воскресения мертвых? Смертью Хри­стовою так решительно низложено могущество смерти, а благодатью Духа Святаго подано нам столько средств к животу вечному, что надобно ди­виться более тому, как мало людей, достигающих подобного совершен­ства. Жало же смерти грех (2 Кор. 15; 56), - говорит апостол, следовательно, в ком сокрушено это жало, тот неприступен для смерти. А как во множестве верующих во имя Христово не быть таким, кои благодатью Его совершенно очистились от всякого греха?

И, однако же скажете, - самые великие святые умирали. Не пререкаем сему; почитаем только за долг приметить, что не с одним Иоанном могло быть то, что приписывается ему, то есть, что он хотя прошел путем гроба, а в самом деле не подлежал смерти подобно нам. Ибо, как свиде­тельствуют дееписания (например, "Лествица" Иоанна Лествичника), тело не одного Иоанна не было найдено по смерти во гробе, а и некоторых других святых, начиная с Богоматери.

Если телеса прочих святых остаются среди нас, на земле, то вместе с сим в них совершаются такие действия, кои дивны не менее преставле­ния с плотью на небо. Таково, во-первых, уже их нетление. Ибо, если что скорее всего подвергается разрушительному действию стихий, то это тело человеческое, оставленное душою. А телеса святых, находясь нередко в недре самого тления, остаются невредимыми целые века и тысячелетия. Что это, как невидимое, непрестающее отражение в них жизни вечной, как непостоянное торжество ее над смертью в самой средине ее области? К сему дивному свойству нетления обыкновенно присоединяются и дру­гие дары, как то: исцеление болезней, изгнание злых духов, иногда самое воскресение мертвых. В сем случае еще более чудесного, когда видим, что святая плоть и по разлучении с духом, от присутствия в ней силы благодатной так могущественна, что совершает действия, превышающие все силы природы.

Престанем же недоумевать и удивляться тому, что повествуется нам об Иоанне. Вместо недоумения лучше устремимся по следам, им для нас оставленным. Ибо все мы, несмотря на недостоинство наше, призваны носить имя богословов и учителей веры. Будем же, подобно ему, бого­словами не по одному имени, а на деле и по истине. И мы соделаемся такими, если будем ходить во свете и делать дела Божий; если будем очи­щать себя, якоже Он, Спаситель наш, чист есть (1 Ин. 3; 3); если будем любить братию нашу, как Он возлюбил нас; и если, наконец, не одни уста наши, а вся жизнь будет органом славы Божией. Тогда и мы, скончав зем­ное поприще, прейдем от смерти в живот, хотя не так дивно, как Иоанн, но так, как подобает всякому истинному последователю Христову, тем паче провозвестником Его достопокланяемого имени, еже буди со всеми вами и нами молитвами евангелиста Христова! Аминь.